|
|
автор: Маленков
С.К. из
книги ЗАПИСКИ СУМАСШЕДШЕГО Сборник полезных предложений проектов гражданина СССР-РФ
Маленкова С.К. из воспоминаний с детства до пенсии Вступление \ 1. Мой садик и мой дворик \ 2. Ванна дома моего \ 3. мой первый секрет \ 4. моя первая точилка \ 5. мой второй секрет \ 6. санки \ 7. Солнечные уши \ 8. лыжи (доски бесстрашия) \ 9. обруч \ 10. Домино, лото, шашки \ 11. металлолом для Поезда \\ 12. Моя броне стена \ 13. Детский взгляд на болезнь большевизма: 13.1. Нормален ли большевизм? \ 13.2. Сколько стран большевизма \ 13.3. Детский взгляд на большевизм. \ 13.4. Почему я добровольно сумасшедший? \\ 14. Мои подземные коридоры \ 15. Аллея отца \ |
|
Рассказик 1, версия с оглавлением и иллюстрациями,
разбитая на части по оглавлению, v 1.1 обновл
19-01-05 Животные
знают размер территории, которая обеспечит им сытую и безопасную жизнь,
берегут свою, не воюют без нужды за чужую. А
человек – (подобие Творца!) глупее. Из книги "Претензии на афоризмы", раздел "о жизни", опус 42 Мой садик и мой дворик (часть 4) (а там – предыдущая неиллюстрированная версия \ иллюстрированная с огл. и без разбивки, полный файл \ |
|
2. Выходной в невыходной или
воскресенье без воскресенья
3. По дороге не по дороге или 1-5-10…
|
Пленные
"детского домика". Игры в чужом туалете. Враньё по сговору. Садик –
не дворик! Хорошо ли честным с врунами? Безработный на работе. Рождение
советника.
Странное это было место – "детский
садик". Детей там было, конечно, очень много. У нас во дворе дома
никогда столько не собиралось. И больше времени мы проводили в
"домике". Он был похож на двухэтажный дом, в котором жила и наша
семья. Но все столы и стулья там были специально по нашему детскому росту. И
кроватки. Нигде в других домах взрослых так не было. Даже у меня дома. И игрушек было больше, чем дома. Но
всегда не хватало той, что хотелось. За хорошие
игрушки дрались. Чего же тут хорошего? Но там было и много взрослых, которые
были с нами весь день, но считался тот домик, то есть "садик",
только "детским". И дети там были во всём подчинены этим совсем
чужим взрослым. По их команде ели в определённое время, в определённое время
должны были спать, играть и гулять. Вроде пленных на день. Нас сдавали в
этот плен, потом освобождали.[1] Дома я большую часть свободного времени рисовал. А тут я
мог это делать только в определённые часы, по разрешению взрослых.
Рисовать, когда всех вели во двор, - нельзя было. Так жить не хотелось. А возиться в песке, который все
соседствующие кошки считали своим туалетом – я не любил. Зачем
взрослые приводили детей поиграть в этом "туалете" - не
понятно было. И я не доверял воспитательницам, которые приучали
делать глупости. Но взрослые устраивали эти "туалеты для игры" и во
дворах почти всех домов.[2] Это было ужасно. Это было намного
хуже жизни дома. Ведь дома меня не принуждали ничему[3], тем более – не учили
плохому, и я мог не играть в "кошкином горшочке". Зачем так люди всё устроили, мне было не понятно.
Но зато было очень хорошо понятно другое, что никак не хотели понять
взрослые. Например, ни в этом доме, ни вокруг
него совсем не было ни сада, ни садика. Но взрослые его звали кто
"детским садом", кто "детским садиком". Зачем им нужно
было это враньё?[4] С одной стороны этого небольшого дома
был небольшой и огороженный забором двор с беседками и песочницами, в котором
росли несколько больших тополей. Возле дома, где я жил с родителями, тоже
росли тополя, огромные и толстые, их вокруг дома даже было больше, чем во
дворике "садика", но двор нашего дома никто и никогда не называл садиком или садом. Садом все
нормальные взрослые звали место с фруктовыми деревьями. Здесь все
взрослые вроде были единодушны. Но их упрямство в назывании
"детским садиком" обычного двухэтажного дома с обычным двориком,
засаженном одними тополями, – не было понятно совсем. Они "не играли", они говорили так "не
впонарошку", они, сговорившись, врали! И при этом от детей требовали постоянной и абсолютной
честности. Даже таблички на таких домах вешали с
надписями "Детский Сад"![5] Так жить было нельзя. И я принял решение, которое взрослые опять обозвали
по-своему, непонятно – ультиматум. Я им сказал, что не буду ходить
в домик с двориком, который взрослые зовут нарочно садиком и при этом хотят,
чтобы мы вели всегда себя и говорили - честно. Пусть сначала взрослые сами начнут
говорить как надо – честно. Если в "детском садике" нет садика, то, возможно, там и
воспитание давно заменили на питание… И у мамочки моей надолго появился усталый и несчастный
вид. Как мне её было жалко! Её винили в том, что она не правильно меня воспитывает и
"не может справиться" с ребёнком! Неправда! Меня мама правильно и хорошо воспитывала! И она
была лучше тех, к кому её обязывали водить меня на воспитание! И от слова
"справиться" пахло принуждением и насилием, которых практически не
было в нашей семье[6]. И она была со
мной согласна, что быть честным с врунами – опасно, а воспитываться у
врунов – не хорошо. И зачем нас с мамой разводили в
разные дома на целый день почти каждый день? Мне не нравилось так! И если кому-то это нравилось и
хотелось, разве не должен я был его считать своим врагом? Но разве я должен был стать вруном ради
того, чтобы маму оставили в покое, или ходить на воспитание к врунам? Прикидываться
одним и оставаться другим – непростая пытка для малолетки! Эта история стала известна всей маминой артели. И многие
ходили к начальству артели, чтобы решить "мой вопрос". Я долго удивлялся, когда мне сказали,
что "мой вопрос", наконец, "решили"[7]. А "Садик" в результате так и не
переименовали в "детский домик с двориком". Что они
"решили"? Не ужели они мой вопрос так и не
поняли? Говорили, что "детским
домиком" "садик" назвать нельзя - это совсем плохо, что в
"детский дом" попадают только дети без родителей совсем, то есть
чьи родители умерли. Почему? Детский дом – это дом, где не
только детские стулья и столы, но где дети и их дела – главные. А дом, где
вместо мамы стал умноженный заботой чужих мам символ мамы – надо звать МаминДом или Дом-Мама. Меня так и не поняли. До сих пор. Странные взрослые… Почему в начальники ставят не
самых умных? Хотя, раз после походов на капустное поле или в магазин, у
них пропадает память и пропадает талант к победам над врагом[8], то править в обществе
должны взрослые без детей или даже в компании с умными детьми, а то и просто
- умные дети. Вот пожить бы так!
Но Артель постановила: моей маме не
обязательно отводить меня в "садик без садика". Умные
всё же были там некоторые взрослые. Мне разрешили ходить с мамой "на
работу", где я, конечно, не работал. Я был там как дома, где каждое лицо мне
улыбалось, где радостно рассматривали все мои рисунки, у меня было много
самой разнообразной бумаги для этого. И многие рисунки со временем
превращались в коробки для порошков, разъезжались по всей большой стране.
Ведь вся бумага там была именно для этого. И покупатели этих коробок совсем
не догадывались, что они держат в руках мои шедевры. И выкидывали те
коробочки в мусор… Как-то жаль становилось труд этой
артели. Он жил до открытия упаковки. А труд построившего дом или дорогу был
полезен много-много лет… И я пересчитывал "долгополезные" работы для своего
будущего… Подвал бомбоубежища совсем был не подходящим местом
для нахождения в нём целыми днями. Бумажная и клеевая пыль "жидкого
стекла", густой запах силикатного клея от рабочих столов и пирамид
сохнущих коробок вдоль стен… Вентиляция бывшего бомбоубежища не
работала, трудно ныне представить себе эти переполненные людьми и бумажными
коробками катакомбы… Здесь работали инвалиды войны и инвалиды по болезни, в
которые попала в 44-м году и моя красивая и добрая мама[9]. В войну она была стрелком вооружённой охраны химкомбината.
До войны – хирургической медсестрой городской больницы[10]. Для ставших
инвалидами по болезни, для всех работников инвалидной артели с разными
проблемами в здоровье – это был слишком своеобразный "санаторий",
похожий на тюрьму без охраны и с пытками[11]. Такая работа
их медленно
добивала годами. "Проблемы" со здоровьем у мамы возникли
значительно раньше. Когда её избил "охранник" на "этапе"
в "лагеря". Её "гнали" туда "на воспитание" как
"врага народа" по "революционному решению" проводивших
"раскулачивание" не за то, что её отец не вступил в колхоз и не
сдал в колхоз свой скот, а за то, что её малолетний брат
"участвовал" в "раскулачивании" других в толпе
ротозеев-пацанов. Простая "революционная" месть… выживших
потерпевших. Месть недавно "раскулаченных", но оставшихся в деревне
"новой беднотой". Месть всем, огулом всей семье. Всему менее
пострадавшему миру… А брат был просто мал и глуп, бегал по
дворам с группой "новых людей". Интересно… Тогда семья её отца была больше, чем некоторые нынешние "фермы"
фермеров и не имела наёмных работников. Всё хозяйство вели –
"своим горбом", посильной работой всех членов семьи. Сначала из мести выдали замуж за туберкулёзного
соседа-батрака, на перевоспитание. Затем и его с ней сослали в
"лагеря" на перевоспитание, как подкулачников. Хотя
"хозяйства" нужного ранга уже у обоих не было. Отбили "на этапе" все внутренности молодой
девчонке[12]
"воспитатели", которым на эти "тонкости" было наплевать.
А деревенские жители района Котласских лагерей, знающие цену этим
"тонкостям" жизни, рискуя своими семьями и жизнями, устроили маме с
её несчастным "пролетарски-подкулачным"
мужем побег, передавая "с рук на руки", пока не дошла она до
Новомосковска. Там и осталась[13], благодаря
работе там одного из братьев[14], чудом
избежавшего каторги за умение ненависти соседей встраиваться во власть для
получения силы.[15] Поиск справедливости и защиты после формального побега мог
окончиться ещё более жестокой расправой, т.к. виноватых уже было куда
больше начальной кучки деревенских мстителей. Опасно было
"правду искать", обвиняя кого-то во власти. Но узнал я об
этом много лет позже после описанных событий. "Контора" с начальниками артели была далеко
отсюда, в другом доме. Они не были инвалидами, не считались
садистами, награждались в числе прочих начальников чаще рабочих за…
трудовые успехи своих рабочих (которые называли ИХ успехами,
успехами начальников), но… считались нормальными и более заслуженными перед
родным городом, чем труженики таких (и более крупных) артелей[16]. Начальникам давали
награды "в лице всего коллектива", чтобы не тратиться на
награждение каждого передового труженика. Я их считать нормальными, заслуженными и честными - не
буду никогда. У клеивших коробочки силикатным клеем "жидкое стекло"
пальцы рук всегда были в незаживавших и сильно болевших
трещинках. Попавший на руки клей надо было сразу смывать проточной водой, а
рукомойника в цеху не было. Засохший на коже клей трескался, создавая
болезненные раны. Его за это и звали стеклом. Да и несколько десятков человек
не могли непрерывно бегать к рукомойнику и стоять там в очереди. Так ничего
не заработаешь, да ещё артель будет постоянно депремирована. Правда, потом артель перевели из этого подвала в цех-барак
возле городского рынка. Кроме клеивших, в более просторных бараках были и опасные
станки раскроя бумаги и картона с огромными мечами, пыляще-пахнущий
цех расфасовки порошков. А в этом подвале ДК оказался
"кружок", "умелые руки", в который я ходил уже после уроков
в школе с особым рвением и восторгом. Ведь там среди прочих наук научили меня
строить мои первые модели самолётов, которым я потом (уже настоящим) посвятил
лучшие годы жизни. Я благодарен этому подвалу, в котором
витал дух и мир нашего с мамой труда, хотя над нами были прекрасные комнаты
иных "кружков" Дворца. Среди них - хоровой и танцевальный, я в них
тоже потом "ходил", учился, соучаствовал в концертах. Но сначала познал я непростую работу взрослых. Бумага и
клей, разъедающий руки до язв. И необходимость сделать за день несколько
тысяч коробочек. Иначе нечего было и мечтать о покупке брата или сестры.
Но до такой покупки никак очередь не доходила, на еду и одежду денег не
хватало. У меня ещё в подвале бомбоубежища появилась[17] "вредная
привычка" - замечать возникающие проблемы и искать им решения[18], приставать к
артельщикам с вопросами и советами. Сообща ведь придумывать легче! Тут и с
поддержки добрых артельщиц я зародился как советник и искатель решений в неурядицах. И когда я уже быстро изучил всю премудрость работы артели,
сам лихо клеил коробки и этикетки, меня нетрудно было выгнать "на
улицу". Тем более, что и у меня на пальцах появились болезненные трещины
от клея. А что должны записать врачи в детской поликлинике в диагноз? Производственная
травма? "Попало" бы начальникам артели и самим врачам! Им тоже
часто нельзя было говорить и писать правду. Кончилась зима, буйство весны боролось с запахами картона
и клея. Нет "на улицу" я не попал. Моими шагами до неё
было мерить вполне изрядно. Дом Культуры химиков города Сталиногорска
стоял между 4-х улиц в небольшом зелёном парке, который чудом уцелел и поныне
в этой части некогда относительно благополучного города, заново разрушенного
уже в мирное время с согласия новых руководителей. Как прав я был ещё 50 лет назад в суждениях об опасности
живущих среди нас врагов и необходимости от них обязательно отделиться, не образовывать
с ними в своей жизни ничего совместного! А тогда весна 55 года и газоны с травой выше моего роста
бушевали полевыми цветами и их ароматами. В этом безбрежном море я забыл
надолго беды "детского садика" без садика. Хотя мне разрешали появляться в маминой артели и быть там
целыми рабочими днями, взрослые другой артели, называемой "городской
профсоюз", которому подчинялась и артель и "детский садик", серьёзно
рассмотрели "мой вопрос", - не желание ходить в садик из
тополей, пока вместо тополей не посадят настоящий садик. Но такое желания создать настоящий садик у них не
возникло, и они вынесли решение-разрешение родителям оставлять меня одного
дома на всё время их хождения на работу-работы и хождение обратно. Как необычно
умного, который ничего безрассудного и плохого не совершит. Хотя в стране по
законам оставление ребёнка одного наказывалось как создание беспризорности. Мою
беспризорность узаконили с безнаказанностью. Правда, мне справку об
этом потом упорно выдавать отказывались. Однако же, описанные тут мной проблемы – не решены,
хотя мои мысли и предложения тех лет могут быть не безразличны
потомкам, пригодиться им для вычёркивания этих проблем[19] из жизни их
детей. Если у них нет таких же дотошных "почемучек". Ведь "почемучки"
понимают проблемы лучше министров и решают их честнее. |
к продолжению (наказ цыганки) \ Вернуться в начало к
оглавлению \\
к страничке НОВОМОСКОВСК
1954-2004
(год 50-илетия полезных идей и Перечня Проблем!)
ã Фонд гражданских инициатив Ò, МО МОИП, 1993-2021
ã Маленков С.К., член международного Союза славянских журналистов,
главный редактор журнала Гражданская инициатива
Ссылка
на сайт, автора книги и идей, на публикуемые на сайте издания при цитировании
или перепечатке – обязательна.
Коммерческое
переиздание без согласования с автором и редакцией – запрещается.
Здесь Вы можете выбрать код наших банеров и
текстовых ссылок из расширенного списка
и поставить его на
Ваш сайт
Ждём отзывов
международных правозащитных организаций, юристов, политиков, руководителей
стран и парламентов,
влиятельных
и простых людей.
Наш адрес: 123458, Москва, ул.
Твардовского 13-2-169, тел. 8-925-537-28-07 \ 
E-mail:
fogrin@rambler.ru
Предупреждение: Почтовые адреса даются
только для переписки на темы сайта и его публикаций.
Использование адресов электронной и
обычной почты для рассылки рекламного или иного информационного
мусора будет наказываться.
обновление 01-01-2021fog